«На всем пути в Толидо мы были похожи на группу больных, – сказал журналистам на следующий день Томми Айвэн. – Я никогда не видел ребят столь подавленными. Никто не помышлял об отдыхе до того момента, пока нам не сообщили, что с Горди будет все в порядке».
Наутро пришла новость, которая волновала всех болельщиков: Хоу вернется в хоккей уже в следующем сезоне.
Через день, когда оцепенение, вызванное наркозом, начало спадать и к Горди вернулась способность различать окружающие предметы и лица, первое, что он увидел, была его мать. Узнав о серьезной травме своего знаменитого сына, миссис Хоу со старшей дочерью Глэдис вылетели тут же в Детройт из своего родного города в далекой Западной Канаде.
…Кэтрин Хоу тихо вошла в палату. Горди лежал совершенно неподвижно, – очевидно, в глубоком забытьи. Его лицо было почти все покрыто бинтами. Мать подошла к кровати и нежно погладила не забинтованную щеку, как это делала много лет назад по утрам в их домике в Саскатуне.
– Эй, индейский вождь, проснись! Это лучшее, что ты можешь сделать для матери, которая пришла тебя проведать.
– Мама, что ты тут делаешь? – спросил Горди, еще не веря происходящему.
– Просто приехала поухаживать за тобой. Как ты себя чувствуешь? – сказала миссис Хоу, улыбаясь.
– Прекрасно. Побаливает голова, но не волнуйся – со мной все будет в порядке.
Приезд матери оказал на Горди стимулирующее воздействие, и выздоровление ускорилось, В приемной больницы росла гора писем и посылок на имя Горди Хоу. Какая-то дама прислала дорогие наручные часы с пожеланиями быстрейшего выздоровления. Горди приносили посылки, и он распечатывал их вместе с матерью. Глэдис забирала письма с собой в гостиницу и старалась ответить всем корреспондентам хотя бы коротеньким благодарственным письмом.
Миссис Хоу и Глэдис гостили в Детройте неделю и были приглашены на следующую игру финальной серии Кубка Стэнли. Это, однако, был матч, в котором долго сдерживаемая ярость игроков наконец прорвала заслоны, и спортивное соревнование превратилось в цепь безобразных жестоких поединков и коллективных потасовок с применением клюшек.
Миссис Хоу впервые была на матче НХЛ, и она покинула зал «Олимпии» в слезах. «Если это хоккей, – рыдала она, – я надеюсь, что мой сын прекратит играть в него».
Начало
Пока миссис Хоу несла вахту у постели сына в больнице, находящейся в незнакомом городе, в чужой стране, в полутора тысячах миль от родного очага, она вспоминала те далекие дни, когда она разрешала маленькому Горди садиться обедать в коньках, с тем чтобы он успевал потом побыстрее вернуться на соседнее замерзшее болото и поиграть в хоккей перед сном.
Было много и других воспоминаний…
Горди Хоу был дитя Великого кризиса. Отец его, суровый и гордый человек, в принципе отвергал пособия, хотя рабочие места ликвидировались, предприятия закрывались одно за другим, а очереди за едой и одеждой становились день ото дня длиннее. Оба – Кэтрин и Альберт Хоу – были по духу настоящие пионеры. Альберт без устали искал работу, чтобы обеспечить свою растущую семью. Для Кэтрин рождение каждого нового ребенка было проблемой, так как приходилось обходиться без помощи врача или акушерки.
Когда на свет появился Горди – а было это 31 марта 1928 года, – она была одна с двумя маленькими детьми. В канадских прериях в это время еще стоит настоящая зима. Лежал глубокий снег. Эб Хоу угнал их упряжку лошадей в Саскатун, где неожиданно получил работу – вывоз грунта со строительной площадки, где рыли котлован. Одновременно с работой он подыскивал жилище для своего растущего семейства и присмотрел домик в конце Восьмой улицы на самой окраине. Это стоило ему 650 долларов – колоссальные деньги по тем временам, – но Эб обязался выплатить эту сумму в течение года.
Кэтрин почувствовала приближение родовых схваток, когда рубила дрова рядом с домиком, где они тогда жили. По предыдущему опыту она знала, что дело это у нее недолгое. И приготовления были скорыми. Она поставила ведро воды на очаг и забралась в постель. Начало новой жизни было нелегким. Мать и новорожденный лежали рядом, ожидая помощи. Миссис Хоу, здоровая молодая женщина, выросшая на ферме и привыкшая преодолевать любые невзгоды, нашла в себе силы встать и даже попыталась расчистить снег, заваливший входную дверь.
Когда Эб вернулся, он крикнул, чтобы его впустили. Его распирало от хороших новостей. Еще бы, он нашел новый дом в Саскатуне! У Кэтрин тоже была добрая весть, однако она была слишком слаба, чтобы впустить мужа через дверь, и ему пришлось лезть в окно. У нее началось сильное кровотечение, и Альберт вскочил на лошадь и поскакал за помощью. Он вернулся с Мэри, сестрой Кэтрин. Мэри забрала сестру и младенца к себе домой, где могла организовать уход за ними. Альберт в это время готовился перевезти остальную часть семьи и нехитрое имущество в свой новый дом на окраине города.
Эб испытывал хронические затруднения в том, чтобы найти постоянную работу для себя и своей упряжки, однако по-прежнему упорно отказывался от пособий по безработице. В конце концов городской муниципалитет назначил его старшим в бригаде мусорщиков.
Пока Горди и его братья с сестрами росли, Эб Хоу помаленьку увеличивал скудный достаток семьи с помощью винтовки и охотничьего ножа. Он был превосходный стрелок и охотился на койотов. Хорошо выделанная шкура приносила от 16 до 22 долларов.
Горди было четыре года, когда он получил свой первый конек – не пару коньков, а именно конек. Ведь Великий кризис был в самом разгаре!
«Масса людей вокруг существовала на крошечное пособие, – вспоминает миссис Хоу. – Соседка, чей муж был тяжело болен, однажды принесла к нашей двери мешок из-под зерна, набитый разными вещами. Она попросила меня купить хоть что-нибудь, чтобы она смогла накормить малыша. У меня не было много денег, но я достала полтора доллара из денег, отложенных на молоко детям, и протянула ей. Затем мы высыпали содержимое мешка на пол. Выпала и пара коньков.
Конечно, Горди немедленно бросился на них. «Это мне!» – кричал он. Ботинки оказались велики. Эдна, младшая сестра, и Горди примерили по одному коньку. Пришлось натянуть по нескольку носков, прежде чем они вышли на лед. Сразу же за нашим домом начиналось замерзшее болото, образованное разливом вод Гудзонова залива, и дети могли гонять привольно там, где сейчас на много миль раскинулся аэропорт Саскатуна. Они катались в любой холод, возвращались обмороженные и исцарапанные, почти плачущие от боли и все же выходили на лед вновь и вновь. Горди буквально изводил Эдну, клянча у нее второй конек, пока не предложил ей выкуп в десять центов. Я дала ему никелевую монету, и сделка состоялась».
Денег по-прежнему было немного. Альберт Хоу напрягал все силы, чтобы содержать растущую семью, в которой уже было четверо сыновей и пятеро дочерей. Было много «дел» и у сынишки: если Горди не участвовал в каких-либо коллективных мальчишеских проделках, значит, он бросал клюшкой старый теннисный мяч в стенку дома, натирая кровавые мозоли в неутолимом желании добиться совершенства в хоккее. Летом он любил плавать и ловить рыбу. Он умел балансировать на плывущих бревнах, как заправский сплавщик. Используя стволы деревьев, которые сплавлялись по реке Южный Саскачеван, Горди и его друзья совершали вымышленные путешествия в Монреаль, Чикаго, Нью-Йорк. Небольшие отмели становились заливами и гаванями этих манящих городов. Ребятишки высаживались в «портах», обследовали новые территории и отправлялись дальше вниз по реке.
За речным поворотом начинался город Саскатун, Мальчишки обычно высаживались напротив старого отеля «Бессборо» и начинали думать, что делать дальше. Больше всего их привлекал старинный стальной мост «Гранд Транк». Его надо было пройти по нижним балкам – и очень быстро, если, конечно, мальчишка отваживался на это, а Горди всегда принимал вызов. В одном месте стальные балки сходились под острым углом, и ребята привязали там веревку. Трюк состоял в том, чтобы зависнуть на этой веревке и написать, вися над провалом, свое имя на нижнем ребре балки. Опасно, скажете вы. Конечно, но какой же сильный духом мальчишка не пытался сделать чего-либо в этом роде! Сорок лет спустя Горди вздрагивает при мысли о том, чем это могло кончиться.